– Шульга, мать твою, Шульга! – голосом Назгула орал наушник, пробиваясь через плотную стену боли. Шульга медленно приходил в себя, осознавая произошедшее. Попробовал пошевелиться – не смог. Кровь выходила из тела, а вместе с ней пропадали силы. Попытался заговорить – с губ слетел какой-то невнятный сдавленный хрип.
– Что с тобой? Что случилось? – тут же отозвался Назгул.
– Ты где, в квартире? – перебил его голос Дайми. – Мы уже на подходе…
– Роща… На маршруте… Стрелял… – собирая силы для каждого слова прошептал на ларингофон Шульга.
– Мать твою!
– Fucking sheet!
– Ох! – отозвались одновременно три встревоженных голоса.
– Что… Объект?.. – спросил он, теряя силы.
– Уже по дороге к Великой Тьме, – мутно ответил новозеландец. Впрочем, было понятно, что он имел в виду. Ну хоть тут слава богу.
– Держись! Будем минут через пять, – сказала Дайми. А потом рявкнула в сторону, – Галл, от двери, блядь, отклейся!!!
Шульга попытался ответить, но не смог. Воздуха в легких почти не оставалось, а попытка даже чуть-чуть вздохнуть причиняла страшную боль. Он расслабился, предоставив организму самому справляться с происходящим.
Организм явно не собирался долго сопротивляться без медицинской помощи, так что он похоже умрет. Странно, но никакие высокие философские мысли в голову не приходят. И картины прошедшей жизни не мелькают перед глазами. Было ли за без малого сорок лет то, что он бы хотел изменить? Разве что помириться с отцом.
Перепрыгивая мыслями по разбегающимся островкам сознания, он твердо пообещал себе – если выживет, непременно это исправит. Что еще? Деньги, женщины, война? – Мелочи, на которые не стоит тратить отпущенные минуты.
Каким-то странным зрением, словно это изображение с камеры Go Pro, Шульга видел, как над ним склонились Дайми с Назгулом, как Назгул, отскочив в сторону, начинает снова орать в телефон. Потом ощутил на груди пальцы Дайми, ласковые и сильные – они зажимали рану.
Последним, что он видел, был коротышка Галл, руководящий скорой, проламывающейся задом сквозь кусты.
А потом погрузился в липкую черноту.