* * *
Ночь Петжак провел в гостинице, спал хреново. Точнее – почти не спал, в отличие от Шульгина, который, по словам детектива, дрых в квартире как суслик. Часов в двенадцать уж было собрался ехать, чтобы посреди ночи завалиться к похитителю и поговорить по душам. Однако вовремя успокоился. Если Шульгин – член группы, умыкнувшей экс-президента, значит, никакого разговора у них не получится. Такого стволом и ссылками на спецслужбы явно не запугать. Мало того, при его подготовке, еще неизвестно, кто кому после встречи устроит экспресс-допрос.
Размышления генерала прервал ранний звонок Назгула. Детектив доложил, что объект наблюдения вышел из дому и уезжает куда-то в центр на машине. Петжак дал команду продолжать наблюдение, сам же начал вызванивать этого бл*дского Вовка с его партизанской сотней, чтобы максимально ускорить процесс.
* * *
Вовк засунул телефон в нагрудный карман и в сердцах выматерился на крутящего баранку Укропа:
– Разворачивай, бля!
– Что такое? – поинтересовался сзади Рудый.
– Та тот москаль долбаный никак не может определиться. Сперва на Теремки, потом в центр. Теперь вот на Подол.
– Адрес какой? – послушно исполняя приказание командира, спросил водитель.
– Пока не сказали. Давай до Контрактовой, там где-нибудь припаркуемся. И стволы пока спрячьте, мало ли что…
В салоне буса завозились Рудый и Финн, укладывая в схрон автоматы. В жизни бы с московскими не связался, но они, в отличие от своих, платили хорошо и, главное, регулярно…
* * *
В девяностых Вовк, тогда еще малолетка-петеушник с погонялом Торба, состоял в группировке Солохи и работал торпедой на Республиканском стадионе. У руководства был на хорошем счету, за год дослужился до бригадира. Так в бригадирах пять лет и отходил, при этом на жизнь не жаловался. Пока, в двухтысячном, не закрыли Солоху. С падением авторитета все изменилось – времена крутых тачек, саун, безотказных девок и спирта “Рояль” безвозвратно ушли. А скоро бывшим солоховским в Киеве стало тесно – оказалось, что у ментов имеются свои карманные авторитеты, а у тех свои бригадиры.
После того, как на очередную стрелку, вместо оговоренных пацанов, прикатил автобус с “Беркутом”, Торбе, едва успевшему уйти от облавы, пришлось возвращаться к родителям в Кривой Рог. На остатки бабла он купил однушку и устроился в охрану металлургического комбината.
Местных он в хрен не ставил и воровать им не давал, потому приглянулся начальству. Сперва выполнял мелкие поручения, потом кошмарил неугодных, а в две тыщи четвертом, когда забурлил ющенковский майдан, его поставили старшим над бригадой из полста человек и отправили гасить протестантов в Киев. Это только потом, через десять лет, им придумали обидное название “титушки”…
Так “в политике”, до избрания Яныка, Торба и подвизался. Стал “функционером Партии Регионов”, организовывал голосовательные карусели и раздачу пайков, при необходимости брал “рабочих”, с которыми гонял демонстрантов и вообще всех неугодных. С победой “проффесора” жизнь наладилась окончательно. Донецкие начали массово отжимать бизнес по всей Украине, и проверенные надежные люди были нарасхват.
Пять лет, с девятого по тринадцатый, Торба, получая в месяц две штуки баксов, проработал в охранной фирме, которую на паях держали горловский мент и один из бывших “капитанов” Солохи, и у фирмы было много работы…
В тринадцатом начиналось все, как обычно. Их отправили на Майдан, разгонять студентов и прочих пидаров, которые мешали готовиться к Новому году своими гейропейскими протестами. Но стычка “под елочкой” неожиданно вылилась в такую жесть, по сравнению с которой первый Майдан был пионерской зорькой.
Посидев в палатках у Мариинского дворца, Торба, замерзший, как бобик, получив пару раз по морде от киевских радикалов, осознал, что дело добром не кончится. С пятью земляками свалил по-тихому из лагеря “антимайдановцев”, переселился в одну из крещатицких палаток, где под черно-красным прапором обитала одна из сотен, еще малоизвестный народу “Правый сектор”.
И тут жизнь наладилась. Пока столичные лохи швыряли в Беркут бутылки с горючей смесью и жгли шины, его “Вовча сотня” отлавливала богатых “рыгов”, выбивая из них пин-коды кредитных карт. Потом, разобравшись в ситуации, “волки” тихо перекрышевали три нелегальных игровых зала, обнаруженных на прилегающих улицах. Залы принадлежали донецким, а их администарторам было похрен, кому деньги сдавать, лишь бы порядок поддерживали, так что дело обошлось без стрельбы и крови.
Весь декабрь, январь и пол-февраля бывший Торба, теперь “сотник Вовк”, разрывался между прибыльным делом и необходимостью время от времени появляться на баррикадах. В феврале обе стороны начали друг в друга стрелять, и он добыл своим бойцам, которых к тому времени стало уже двенадцать, боевое оружие.
Потом Янык свалил, во власть пришли новые люди, и у отжатых игровых залов обнаружились хозяева посерьезнее залетных титушек. Вовк, оставшись без доходов, хотел было сунуться в Симферополь, где собирал людей Гоблин, но не успел. Пока решался, Крым отжали русские и наводнили чеченцы, после которых ловить, как известно, нечего.
С мая пошла в Донецке жара, и тут уж Вовк хлебалом щелкать не стал. Вскоре его сотня стала ротой свежесформированного добровольческого батальона “Горловка”. Хорошее было время. Оружия – навалом. Волонтеры кормят, поят, одевают. Местные дрожат, словно зайцы и, чтобы их не тронули “страшные правосеки”, готовы вынести из хат все майно. Знай лишь прапором размахивай, шевроны на камуфляж лепи пострашнее да балаклаву раз в неделю простирывай.
В декабре пятнадцатого на выездном блокпосту при досмотре машин “Горловки” менты обнаружили пятнадцать кило бытового ювелирного золота, и халяве пришел конец. Почти всех “офицеров” взяли с поличным, а батальон по-тихому расформировали.
Вовк тогда от уголовного дела отмазался. Посидел годик, не отсвечивая, на запасах, потом зарегистрировал ГО-шку в Киеве, подтянул уцелевших людей и продолжил заниматься привычным делом. Вскоре по криворожским связям его отыскал московский богатенький буратина. Не хотелось буратине терять недвижимость в Украине, вот он и прикормил “патриотов”. Разрешил жить в бывшем пионерском лагере и время от времени поручал “акции протеста”, когда его собственность кто-то попытался торбить.
Так и жили, время от времени подряжаясь на рейдерство и политику в ожидании выборов, когда в их деле гуляют настоящие бабки, пока не нарисовался этот блядский конторский, которому Тугрик, отец и благодетель, категорически приказал оказывать любое содействие…
Бусик пересек Контрактовую площадь, нашел место для парковки на тихой улочке. Группа затаилась, ожидая дальнейших распоряжений.