Свердловский район, Луганская область, Украина, 11 июля 2014 года, 4:10 утра. Базовый лагерь тактической группировки Вооруженных сил Украины «Кордон»
Колонна артиллерийской бригады шла всю ночь по второстепенным дорогам и под утро добралась до пункта прибытия. Сергей сидел за рулем «Урала», доверху набитого снарядными ящиками — как самый опытный из водителей он возглавлял колонну. На правом сиденье, зажав в одной руке рацию, а в другой навигатор, дремал зампотех дивизиона подполковник Рожков.
Сюда, к небольшому приграничному селу Зеленополье, последние несколько суток стягивались войска антитеррористической операции, которые, по замыслу штаба, должны были взять наконец Изварино — последний пограничный пункт, находившийся под контролем сепаратистов.
Машина остановилась на КПП. Светало. За шлагбаумом из серой дымки выплывал огромный полевой лагерь. Сергей внимательно осмотрел аккуратный палаточный городок, рядом с которым, словно на плац-параде, по ниточке выстроились ряды тентованных армейских машин.
— Кажись, приехали, Виктор Иваныч!
Рожков, уставший как собака, вида рыхло-интеллигентного, но толковый вояка, поднял голову, огляделся. Предъявил документы открывшему дверь сержанту.
— Дежурного вызови! Где машины ставить? Личный состав куда размещать?
— Та от туди, товаришу підполковнику! — козырнув, ответил сержант, указывая в сторону «плац-парада». — Комбріг казав, усю нову техніку, зразу ж, як вона прибуде, вишуковувати до загалу, щоб був військовий порядок.
— Порядок, — буркнул Рожков. — Тут у вас, говорят, кинотеатр походный устроили и строевую подготовку проводят. Воевать они приехали, блин… Прилетало уже? — спросил он сержанта.
— Та позавчора трохи було. З-під Ровеньок мінометами прикладали, але не точно, далеко впало… Вчора щось таке у зельонці їздило. Але ротний зранку був на нараді, там казали, що все нормально.
— Нормально у них! — еще больше скривился Рожков. — Согнали до кучи весь боезапас сектора, а сами строевым шагом ходят и кино смотрят. Вот что, Сергей. Давай отгоняй машины подальше от склада, вон к тем самоходкам. До утра постоим, а там разберемся, что тут за уставник командует.
Шлагбаум поднялся, колонна тронулась. Казалось бы, предвкушение отдыха после изнурительного ночного марша должно было хоть как-то бодрить. Но на сердце после слов подполковника легло плохое предчувствие.
Сквозь тупую усталость от многочасовой тяжелой дороги опять, как и несколько раз до этого, пробивалось, не давая расслабиться, ощущение скорой беды… И шестое чувство, как и раньше, не обмануло.
Колонна, вползая в лагерь, не прошла и сотни метров, как где-то в стороне несколько раз громыхнуло, словно небосвод разразился ранней грозой. Через опущенное стекло стало слышно, как сверху в небе нарастает шипяще-противный звук.
Сергей не раздумывая рванул руль влево, уводя колонну от главных складов. Не разбирая дороги, прибавил газу. В боковое зеркало разглядел, как палаточный городок, будто кустами, оброс небольшими мерцающими разрывами. А потом время остановилось и начался ад.
Звуки прилетающих пакетов потонули в грохоте разрывов. Это уже после он узнал, что по ним отработал сначала «Град», покрывая, словно ковровой бомбардировкой, большую часть лагеря, а вслед за ним, по дымам и вспышкам взорвавшихся снарядов и топливных цистерн, прицельно, на поражение, били два или три 120-миллиметровых миномета. Пока же частый, как метеоритный дождь, свист мин и шелест снарядов не давал думать ни о чем, кроме животного спасения собственной шкуры.
Один из пакетов лег в полусотне метров.
— Прыгай, Виктор Иваныч! — заорал Сергей, ударив по тормозам. Не глядя на Рожкова, вывалился из кабины и помчался, пригибаясь, в сторону от разрывов, где вздымалась невысокая, меньше полуметра, насыпь.
Эта отсыпка и спасла ему жизнь. Следующий пакет прихватил часть колонны. Сдетонировал боеприпас. Воздух вокруг вибрировал и горел. Нестерпимый грохот расколол голову звоном и болью. Последнее, что увидел Сергей перед тем, как упасть вниз лицом и втереться всем телом в землю, была зависшая в воздухе многотонная самоходка. Были у него на войне потом моменты и пострашнее. Но ужаснее — не было.
Минут через двадцать на уничтоженный лагерь опустилась звенящая страшная тишина.
Смерть была повсюду, со всех сторон. Ее было так много, настолько с избытком, что душа воспринимала происходящее без капли эмоций, словно через толстое бутылочное стекло. Девятнадцать убитых, около трехсот раненых — официальные цифры, которые вошли в сводку. На самом деле, включая тех, кто скончался в госпиталях, намного больше. Оглушенные взрывами, те, кто чудом смог уцелеть, не воспринимали происходящее.
Несколько часов после обстрела Сергей занимался тем же, чем и все, кто выжил под взрывами и огнем. Гасил пожары, вытаскивал раненых и убитых, помогал выводить уцелевшую технику на случай повторного удара. Устав безмерно, пошел шатаясь к своей колонне, о которой вспомнил только сейчас.
Первые три машины остались целы. Вот и его головной «Урал». Дверь открыта. Сергей забрался на подножку, влез в кабину. В сердцах ударил кулаком по баранке.
Много снято берущих за душу фильмов с яркими, западающими в память картинами. Боец, ползущий со связкой гранат на танк. Бегущие люди с автоматами в плащ-палатках. Политрук Клочков: «Коммунисты, вперед!» Только вот никто из писателей, сценаристов и режиссеров не рассказал о том, что в современной войне восемьдесят процентов потерь приносят бомбардировки и артобстрелы, а при обстрелах смерть от инфаркта — вполне обычное дело. Подполковник Рожков сидел с невидящими глазами и посиневшим лицом, безвольно откинув челюсть. Не дышал.
Это была не первая смерть с тех пор, как Сергей добровольцем попал на фронт, но самая, пожалуй, тяжелая. Смерть Рожкова, чудовищно мирная среди разверзшегося ада, что-то перевернула в его душе. С этого момента «противник», по отношению к которому хоть как-то, но применимы всяческие «женевские конвенции», для него окончательно превратился во врага, стоящего вне закона.